В 1811 году Наполеон тщательно готовился к вторжению в Россию. Пока его новый посол в Петербурге убеждал Александра I, что действия Парижа направлены исключительно против Англии, французский император на самом деле планировал поход на Восток. В подготовке к войне были заняты не только военные и дипломаты, но и художники и гравёры. По указанию Наполеона они работали над клише для печати фальшивых российских ассигнаций. Схема с подделками уже была опробована в Англии и прекрасно там себя зарекомендовала, но вот в России получилось по-другому. Французам удалось изготовить большое количество фальшивок, но пострадали от них в первую очередь они сами и те, кто был готов захватчикам помогать.
Когда в России в 1769 году появились первые бумажные деньги, их было достаточно легко подделать. Ассигнации нового образца, ходившие с 1786 года, хотя и выпускались «к воспрепятствованию впредь подлога», также не отличались высокой степенью защиты. Бумага с водяными знаками, два тиснения плюс подписи-автографы чиновников – этого казалось вполне достаточно. Изготовление качественных подделок кустарным способом было просто делом невыгодным, особенно если учесть, что к серебру они шли по курсу 1 к 4, то есть за 100 рублей ассигнациями давали только 25 металлом. Однако опыт войны 1812 года показал, что защита от фальшивок является вопросом государственной безопасности. И если от простых фальшивомонетчиков большого урона казне не было, то вражеское государство, поставившее производство чужих денег на поток, могло нанести существенный ущерб российской экономике. К счастью, Наполеону этого сделать не удалось. С Россией всё пошло не так, как он задумывал, не сработал и план с использованием фальшивых ассигнаций.
Над фальшивками в Париже работали в режиме особой секретности. Иначе и быть не могло: Наполеон всячески пытался заверить Александра I в своей приверженности мирным соглашениям, и любая утечка информации грозила серьёзным скандалом. «Император хотел, чтобы я убедил князя Куракина, что происходит ошибка, что отношения с обеих сторон обострились неизвестно почему, что император не думает воевать с Россией», – вспоминал французский дипломат Коленкур. Но на самом деле в это время в самом центре Парижа уже изготовляли клише российских ассигнаций.
Историки до сих пор спорят о том, когда французы начали печатать подделки. Называют различные даты – от 1810 года до апреля-мая 1812-го. Впрочем, писавший об этом во второй половине XIX века француз А. де Бошан полагал, что решение наводнить Россию фальшивками было принято ещё в 1807 году, когда в Тильзите подписали мирный договор. А 1874 году обнародовали адресованную одному из братьев Наполеона записку французского гравёра Лаля, из которой следовало, что русские ассигнации начали делать «после приостановки» работы по подделке английских банкнот.
Как и при производстве оригинальных ассигнаций, сначала готовили бумагу, защищённую водяными знаками, на неё наносили тиснение и затем печатали типографским способом текст. Индивидуальные порядковые номера, которыми различались ассигнации, проставлялись при помощи специальной машины. При этом на подделках номера не повторяются. Правда, в России на завершающем этапе использовался уже в полном смысле слова «ручной» труд: готовые деньги подписывали от руки банковские чиновники. Последнее во Франции не стали соблюдать, выполнив подписи печатным способом. Лаль вспоминал, что они оказались чрезвычайно сложными, но их можно было довольно быстро выгравировать «царской водкой».
Руководил процессом начальник отделения министерства полиции Шарль Демаре, причём, несмотря на немалое количество задействованных в подготовке людей, конечную цель знали лишь единицы. «Доверие было оказано только гг. В. и Ф.; первый, словолитчик, получал от художников гравированные буквы, цифры и виньетки и составлял так называемую доску. Г-ну Ф., типографу, было поручено тиснение», – утверждает Бошан. Типографом стал Фэн, брат личного секретаря Наполеона. Впрочем, источники называют и другое имя – Мало. Очевидно, что при «штучном» производстве на изготовление больших объёмов денег требовалось очень много времени, а значит, говорить о том, что производство началось весной 1812 года, вряд ли возможно.
Есть сведения о том, что изначально французы пытались заполучить подлинные образцы досок и матрицы. Бошан даже утверждает, что эта операция увенчалась успехом и кому-то, скрывавшемуся «под личиною дипломатического посольства», удалось отправить в Париж образцы досок и матрицы русских банковых билетов. Но при наличии матриц вряд ли в ассигнациях появились бы отличия в шрифте от оригинала и даже опечатки. А подделки хотя и были очень хорошего качества, но без накладок всё же не обошлось. Самой известной из них является замена буквы «д» на букву «л», так что на бумагах значилось «Госуларственной» и «Холячей». Были и менее заметные ошибки, например в исполненных типографским способом подписях «Павелъ» превратился в «Павив», а «Спиридон» в «Спиридот».
Впрочем, неспециалисты подобные накладки вряд ли обнаружили бы. «Французский гравёр не знал русского языка и путал русские буквы, – пишет историк М.Б. Маршак. – Но общий рисунок плохо отличим. Гравёр попытался передать даже живое движение пера, делавшего линию то толще, то тоньше – в зависимости от нажима». Кроме того, опечатки есть не на всех ассигнациях. Не случайно виленский губернатор А.М. Римский-Корсаков писал 25 апреля 1813 года: «Некоторыми из тех меняльщиков усмотрены между сторублёвыми ассигнациями фальшивые; но оные так искусно сделаны, что при самых подробных рассматриваниях едва можно заметить, что подписи на них сделаны не пером, но гравировкою…»
Её нижний предел можно приблизительно посчитать, поскольку нам известно, что Лаль за три месяца работы изготовил 700 досок, а в среднем каждой доской печаталось около 500 оттисков. Это даёт около 350 тыс. ассигнаций. По всей вероятности, подделывали и 5, и 10 рублей, но основной запас составляли 25-, 50- и 100-рублёвки, а значит, мы можем взять в качестве среднего номинала 50 рублей и умножить на 350 тысяч. Получается 17,5 млн рублей.
Везли деньги с собой французские войска в Москву ящиками. Московский генерал-губернатор Ф.В. Ростопчин писал, что «неприятель во время пребывания его здесь старался выпустить сколь можно фальшивых ассигнаций, с собою привезённых». Наполеон, как известно, рассчитывал, что крестьяне будут встречать его как освободителя, и фальшивками собирался оплачивать закупаемое у них продовольствие и фураж. Однако, как отмечал Ростопчин, «никто из поселян на торжки не ездил и закупки ничему произвести не можно было». Те же, кто был готов торговать с французами, предпочитали полновесную монету и оплату ассигнациями воспринимали как узаконенную форму конфискации.
В результате Наполеон решил выплатить фальшивками содержание собственным войскам, причём ещё и сэкономив на курсе. Выдавали их французам не по курсу 1 к 4, а из расчёта 1 к 2. Но и урезанным денежным довольствием распорядиться не получалось. Как вспоминал П.И. Шаликов, «французы беспрестанно приступали к нам, обобранным ими до последней нитки, не обменяем ли их ассигнаций, новых, по большей части сторублёвых, на серебро, с предложением чрезвычайно большого лажа, морщась между тем, что платят им за тяжкие труды их столь лёгкою монетою». По сведениям Ростопчина, также фальшивками были «при выходе французских войск из Москвы розданы знатные суммы главнейшим приверженцам Наполеона» из числа оставшихся российских подданных с указанием не вводить их немедленно в оборот, а сохранить или «заслать в отдалённые места, где им удобно будет производить на них торг или обменивать».
Более успешной, по-видимому, оказалась попытка распространить поддельные ассигнации в 1813 году в герцогстве Варшавском и в Австрии. Коленкур вспоминал, что Наполеон при отступлении велел уничтожить оставшиеся запасы фальшивок, но известно, что министр финансов герцогства Варшавского Матушевич получил для реализации 2 млн рублей французского производства. Российский министр финансов Д.А. Гурьев докладывал в феврале 1813 года Александру I, что в Варшаве фальшивок вброшено на 20 млн рублей, а в Бродах – на 500 тысяч.
Суммы по России ходили весьма значительные. По имеющимся сведениям, в Ассигнационный банк в 1813 году представили фальшивых ассигнаций на 987 330 рублей, в 1814-м – на 2 830 655, в 1815-м – на 883 965, в 1816-м – на 626 450, в 1817 году – на 285 980 рублей. Таким образом, только выявленный ущерб составил 5 614 380 рублей.
Александр I лично контролировал расследование дела о распространении фальшивых ассигнаций, ведь существовала вероятность того, что станок продолжает где-то работать. В 1813 году было выпущено секретное предписание «О признаках фальшивых ассигнаций…», но запретить их приём российское правительство не могло – окончательно прекратить хождение подделок удалось только при смене денег в 1818 году.
